| |
После того как папа в 1540 г. утверждает основанный Игнатием Лойолой орден иезуитов, так называемая Контрреформация стремится подавить все духовные и культурные новшества. Дух насилия над совестью и религиозного фанатизма угнетает умы, на смену радостному восприятию мира приходит аскетизм. Бюргерское благодушие и здоровое чувство собственного достоинства вытесняются холодной аристократической сдержанностью и неприступностью — их предписывает строгий испанский придворный этикет, сформировавшийся на основе бургундского усилиями Карла V, «величайшего церемониймейстера всех времен», достигший максимального развития и доведенный до крайности. Из Испании этот дух начал свое шествие не только в Вену, Париж и Лондон, но и к бесчисленным княжеским дворам Германии и Италии, при необходимости упрощаясь, приспосабливаясь к местным обстоятельствам или кошелькам.
Все эти черты в корне изменившегося умонастроения сообщаются и стилю одежды. Узкие, тесные и жесткие формы, под которыми полностью скрываются очертания тела, и подчеркнутая монотонность красок — такова общая формула этого нового стиля. В частности, для испанской моды характерна закрытая доверху и застегивающаяся спереди мужская куртка с узкими полами и стоячим воротником, который настолько плотно облегает шею, что верхний край рубахи поднимается и выглядит как маленькие жесткие брыжи. Постепенно они становятся все более твердыми и широкими и в конце концов образуют тот большой стоячий воротник, так называемый «мельничный жернов», который продержался еще очень долго (особенно в Нидерландах) — до Тридцатилетней войны. В дополнение к нему на запястьях появляются манжеты — либо из собранной в складки ткани, из которой сшита рубаха, либо кружевные.
Рукава, большей частью узкие, нередко разрезаются на локтях и выполняют чисто декоративную функцию. Шелковые штаны-трико или чулки (в 1589 г. была изобретена трикотажная машина) плотно обтягивают ноги мужчин выше узких башмаков, придавая им ту элегантность, которая всегда оставалась отличительной чертой испанской аристократической наружности. Сверху надеваются вторые штаны — короткие, с богатыми застежками, утолщенные набивкой из пакли или шерсти. Позже ее заменяют двумя накладками в форме подушек — их надевают или прикрепляют крючками к куртке. Куртку от груди и до бедер подбивают ватой; сначала слегка подчеркивая талию, но позже, в конце XVI ст., появляется знаменитый «гусиный живот».
На коротко остриженные волосы вместо прежнего широкого берета стали косо надевать узкий и жесткий бархатный берет (ток) или маленькую шелковую шляпу с совсем узкими полями. Очень по-испански выглядит короткий плащ из плотного тяжелого шелка, свешивающийся с левого плеча, — он окончательно вытесняет почтенную мантию с рукавами, распространенную в эпоху Реформации. Впоследствии она сохраняется лишь в Германии как одежда должностных лиц и ученых. Шпагу — длинный толедский клинок — испанцы носили в ножнах с левой стороны. Одежда испанок во многом сходна с мужской. Они тоже носят узкие рукава, буфы и валики на плечах, лиф с тугой набивкой и низкой талией, жесткие брыжи, которые вскоре становятся еще шире и образуют «воротник-жернов», и дополняющие их манжеты.
Поскольку воротник не дает возможности волосам падать свободно, их поднимают с висков и затылка и с помощью шпилек и проволоки сооружают высокую прическу на темени. На улице дамы носят маленькую жесткую шляпу или ток типа мужского. Закрытое верхнее платье из дорогого, чаще всего темного материала богато украшено вышивкой и драгоценностями; рукава большей частью полуоткрытые, висячие; от бедер вниз идет косой разрез, открывающий не менее роскошное нижнее платье. Обе юбки натягивались на жесткий конусообразный каркас из грубого полотна; они были без шлейфа и касались пола (за дальнейшим развитием этого впервые появившегося в Испании прототипа юбки с кринолином мы еще проследим).
Испанский этикет и правила приличия строго запрещали открывать шею и ступни — то и другое должно было быть полностьк закрыто краем одежды. Перчатки, веер и кружевной носовой платок довершали элегантный туалет дамы. Но даже теперь, при всей строгости и сухости испанского этикета, не до конца была подавлена человеческая склонность радоваться изящным украше ниям и игре красок: знатные господа могут вдруг надеть поверх элегантного трико шаровары с подклад кой из цветного шелка; здесь и там мелькают более живые расцветки тканей и узоры; сумрачную черноту оживляет цепь с украшением на шее или на груди.
Другие страны не поддаются испанской моде безусловно, а пытаются — каждая по-своему — сберечь и утвердить национальное своеобразие. Италия предпочитает дорогие ткани типа парчи, более светлые краски, изящные узоры кружев, пытается «разрыхлить» чрезмерно жесткие формы. В Германии, где господствующие сословия принялись чересчур охотно подражать испанским образцам, бюргерство старается следовать отечественной традиции — отчасти и под влиянием правительственных «уставов о платье» и «законов о роскоши», ограничивающих чрезмерное великолепие одежды придворных определенными рамками. В одежде жителей немецких городов, при полном соответствии основных линий и покроя испанскому, заметно большое разнообразие в деталях. На них лежит печать скромной добропорядочности и бюргерского самоуважения. Кельнская горожанка одевается иначе, чем нюрнбергская патрицианка или, скажем, жена данцигского купца. В испанской моде Германии больше всего поражает детская одежда: это одежда взрослых, скопированная до мельчайших деталей — брыжей, вздутых рукавов с буфами, шаровар, трико и туго зашнурованного лифа.
Особенно ревностно следовала испанским образцам Франция уже с последних лет правления Франциска I (ок. 1540 г.). Однако эта страна, которая прежде часто диктовала законы в искусстве одеваться и которой предстояло вскоре снова стать таковой на долгое время, на этот раз сумела, при полной зависимости в основных формах, превзойти заимствованный образец: французы тоже носили трико и сверху штаны с буфами, куртку с набивкой на груди и плечах и зауженной талией, но они еще и прикрепляли к ней изнутри жесткую подушку в форме «гусиного живота», как в насмешку называли эту одежду. Они носили короткий плащ, широкие брыжи, короткие волосы и маленькую бородку «анрикатр», получившую название в честь Генриха IV (который, кстати, такой не носил никогда: наоборот, у него была короткая, ровно подрезанная окладистая борода).
Француженки тоже довели испанские мотивы до крайности. Прежде всего, появился большой кринолин, которому придали сначала изогнутую форму — колокола, а затем жесткую — бочкообразную. Этот «испанский» кринолин, более поздние разновидности которого можно увидеть на портретах испанских принцесс работы Веласкеса (ок. 1658 г.), сами французы окрестили особым именем — «vertugalle» («галльская добродетель»). Особенно поражает «редакция» новой моды, которая принадлежала французскому королю Генриху III. Это был изнеженный властитель, постоянно изобретавший что-нибудь новое в отношении своего туалета. Известно, что он мастерски владел искусством накрахмаливать брыжи, был парикмахером своей супруги, одевался амазонкой и окружал себя фаворитами с сомнительной репутацией, которым придумывал костюмы и предписывал каждому иметь гардероб не менее чем из 30 предметов; известно также, что он укладывался спать в маске (чтобы сохранить цвет лица) и в перчатках. Самым большим отступлением от собственно испанской моды были светлые пастельные цвета, которые французский король ввел при дворе. Его любимцы, «миньоны», носили преимущественно бледно-зеленый и розовый.
В это же время по-прежнему одержимые страстью к новшествам ландскнехты сотворили оригинальную разновидность штанов — шаровары (Pluderhose, от нем. pludern — оттопыриваться). Эта авантюристическая мода вызвала сенсацию в Европе и крайнее негодование поборников нравственности, побудившее генерал-суперинтенданта Андреаса Мускулуса сочинить в 1555 г. знаменитый памфлет против «беспутного, презревшего честь и пристойность дьявола в развевающихся штанах».
Однако, несмотря на многочисленные запреты, «уставы о платье» и законы о роскоши, шаровары вскоре стали одеждой всех немецких сословий — от князей до ремесленников.
|
